Моему дедушке исполнилось бы 100 лет
В марте мне позвонила Мама и сказала, что ей позвонила моя тётя, и сказала, что ей позвонил коллега моего дедушки Тюкина, и предложил кому-то из семьи выступить на семинаре, который будет посвящён столетию деда.
Во-первых, я сильно удивился (мне потребовалось в уме прям в столбик вычитать из 2025-го года 1925-й, чтобы убедиться, что они там нигде не ошиблись), а во-вторых, я был очень сильно впечталён таким вниманием к дедушке. Оказалось, что каждый год в ИПФАНе, где дедушка работал, в конце апреля проводились мероприятия, посвящённые ветеранам, но в прошлом году последний живой ветеран из числа сотрудников приказал долго жить, и в этом году было решено несколько изменить формат. А тут очень кстати оказался очень круглый юбилей Владимира Николаевича.
В общем, короткий семейный совет поручил подготовку выступления от семьи мне. И пару недель я прокрастинировал, а потом сел готовить доклад. Мы договорились с организаторами, что мой рассказ должен быть посвящен семейной и военной стороне жизни дедушки, и по таймингу что-нибудь около 15 минут. Если честно, сначала мне казалось, что 15 минут — это довольно долго. Но в процессе подготовки выяснилось, что мне нужно будет некоторые пункты подсократить, чтобы хотя бы в 20 минут уместиться.
Я не знаю, кому этот мой доклад будет когда-либо интересен, но вот, возможно, моим детям лет через двадцать захочется прочитать. Так или иначе, всё уже написано, опубликовать теперь — недолго. А, да, забавный момент: я очень не люблю, когда докладчик читает текст презентации с экрана. Поэтому у меня большая часть текста была в презе сохранена в блоке “Текст комментатора”. И выучить её наизусть, конечно, мне было очень лень. Более того, закончил я её писать за два дня до выступления. И я дважды её прочитал вслух — один раз Маме для фактчекинга, а второй раз сам себе за день до выступления, чтобы время засечь. Так вот, в момент выступления, несмотря на офигительное техническое оснащение зала в ИПФРАНе, текст в который я собирался подглядывать, оказался настолько мелким на экране моего ноута, что мне пришлось рассказывать по памяти. И, казалось бы, это должно было сократить выступление хоть на пять минут бы. Но нет :) 22 минуты рассказывал. Так что примерно вот такого объёма получилось выступление. На этой же странице я, наверное, сделаю так: устный текст будет текстом, а текст презентации я вместе с картинками вставлю прям скриншотами.
Мой дедушка был старшим из четырёх детей в крестьянской семье.
Он родился 25 апреля 1925 года. Затем родилась сестра Валентина (2 августа 1928), братья Евгений (27 июня 1931) и Борис (25 января 1938).
Когда родился дед, семья жила в Козловке Перевозского района. Сейчас в этой деревне живёт 21 человек.
Про семью прабабушки известно не так много, но сохранилось достаточно записей про семью прадеда. Деревенская семья, в которой средней дочери удалось дать гимназическое образование, и она стала учительницей в школе на Бору. По записанному мной когда-то со слов моей внучатой тётки, высшее образование для детей было самой важной целью для прадеда Николая Трофимовича, это было его мечтой, это было единственным наказом жене, когда он уходил на войну.
Мне очень сложно воссоздать детство моего дедушки, потому что из того, что он рассказывал, у меня в голове сохранились, разумеется, только какие-то забавные истории. А впрочем, не могу сказать, что я прям расспрашивал его подробно: как ты жил, когда был маленьким. Могу только с определённой точностью сказать, что мой дедушка стал первым представителем городского поколения своей семьи. И если его отец, дядья и его дед жили в деревне и в город приезжали только на сезонные работы, то с подросткового возраста мой дед уже жил в Нижнем если не весь год, то часть года — точно. Где он учился в школе? Как делился его год, если среди его историй было много и деревенских, и городских? Я не могу точно рассказать.
Заголовок этого слайда — это просто исторический анекдот, который мой дедушка рассказывал мне с удовольствием несколько раз (мне или при мне): когда ему было 12-13 лет, в его деревенской компании был кроме него ещё один Владимир, он был старше, лет пятнадцати. И их звали Вовка-большой и Вовка-маленький. И вот однажды, например, это был 1939-й год, когда деду исполнилось 14, он зиму провёл в городе, полгода не видел своих деревенских товарищей и незаметно для себя сильно вырос (у многих мальчиков период резкого роста происходит из-за гормональных изменений примерно в этом возрасте, ну вы знаете. У меня, например, тоже так было). И теперь старшего Володю стали звать Вовкой-маленьким, а младшего — Вовкой-большим.
Вот о чём он мне рассказывал точно, так это две истории: как он в возрасте 15 (откуда инфа про возраст?) лет, поскольку дома было ну совсем плохо с деньгами, поступил в ученики сапожника. И это не то что бы позволило ему зарабатывать на жизнь самостоятельно, но, по крайней мере, он частично сошел с семейного довольствия, а иногда даже помогал деньгами матери.
Опять же, я не могу сказать, как и в каком порядке это совмещалось со школой. Но я запомнил, что сапожник сидел около Средного рынка, и у него была маленькая деревянная будка.
А вторая история — о том, что два раза в неделю дед ходил пешком через Волгу на Бор, там в этот момент жила мать и сестра с братьями. По мосту? Нет, тогда не было мостов. Первый мост, и исключительно железнодорожный, появился в 1935 году. Но, если я не ошибаюсь, даже сейчас пешком перейти через Борский мост нельзя. Это было зимой, и он ходил по льду.
Было ли связано решение поступать в речное училище с войной или это была мечта детства — я не могу сказать. И почему в Астрахань — я не знаю, и, боюсь, что теперь уже узнать не у кого. Но я знаю факты: в 16 лет дед уезжает в Астрахань в речное училище.
Я только могу предполагать, что это было сделано для какой-то первоначальной военной подготовки. Но это уже гипотеза. И ещё я знаю, что обратно из Астрахани он вернулся уже через год. Причём, не было транспорта, которым ему бы удалось воспользоваться, и он вернулся пешком. И по дороге было нечего есть. И со слов самого дедушки и его сестры, он вернулся настолько худым, что его мать не узнала его. Фигурировало даже “40 килограммов”, а напомню, что дедушка был довольно высоким.
Продолжая историю про 40 килограммов. Ещё одна история, которую я запомнил. В действующую армию дедушку забрали в 1942 году. Точнее, он пошёл сам: в 17 лет никто бы его принудительно не забрал, насколько я понимаю, несмотря на речное училище. И когда в военкомате его взвесили и измерили рост, доктор сказал примерно следующее: “Что ж ты, парень, не сообразил что ли немножко привстать на цыпочки-то?”. Дед недоуменно переспросил: мол, а чо зачем? И выяснил, что при росте от 190 см полагался полуторный паёк. А ему намерили 189.
Чисто для справки: 189 см — это на 25 см выше среднего возраста мужчин в СССР в 1942 году. Для сравнения мои 195 см (спасибо дедушке) в 2025 году — это только на 17 см выше среднего мужского роста в России сегодня.
По какой причине, как это было устроено в армии, это мне снова неизвестно (я пытаюсь всё время выстроить последовательную и логичную систему, но не всегда получается подтверждать вероятные гипотезы фактами, документами или рассказами), но, судя по документам, которые я смог найти в оцифрованных архивах, 31 января 1943 года Владимира Николаевича из его 457 полка отправили в Арзамасское миномётное училище. Мы можем только предполагать, что, например, в полку не хватало миномётчиков и в резерве их тоже не было. Не знаю. Допустим.
Знаю только, что через семь месяцев он снова вернулся в свой полк. И с августа 1943 года были самые жесткие бои в дедушкиной войне.
Зачем я выписал на слайд технические характеристики миномёта? Я хочу обратить ваше внимание на две строчки: масса миномёта и масса каждой выпускаемой мины.
У миномёта разборный колёсный ход — прямо на станину можно было приделать два колеса и дышло, превращая его в почти телегу. И теоретически транспортировать миномёт с позиции на позицию предполагалось с помощью лошадей или грузовиков (цеплять к задку полуторки, ГАЗа-АА или ЗИСа-5).
Но на практике расчёт состоял обычно не из пяти человек, а из восьми: командир, наводчик, заряжающий, связист и четыре человека, которые в бою подносчики, а на марше — носильщики. Точнее, на марше все восемь человек — носильщики. И большую часть времени, по дедушкиным словам, они этот миномёт таскали на себе. По двое человек на каждую большую деталь. У первого их миномёта были колёса, и его можно было катить, а иногда везло, и удавалось прицепиться к чему-то. А у второго вообще ни колёс, ни лафета не было. Не спрашивайте только меня, куда делся первый: я или не знаю, или не помню этого рассказа.
Мой дедушка очень мало мне рассказывал про войну. Нельзя, конечно, сказать, что я к нему всё время приставал “расскажи-расскажи”, а он мне такой: “не расскажу”. Но он очень не любил войну. И не любил вспоминать о том, как это было. И единственный раз, который я сейчас могу вспомнить, рассказ был не очень красочный. Мне представляется, что я задал какой-то детский вопрос типа “Дед, а как вот тебя ранили?”, а он как-то не очень многословно сказал, что рядом взорвалась немецкая мина, и осколок попал ему в руку, и это было в бою около деревни… Он вот точно назвал деревню, но я не запомнил.
Я вот, когда готовил этот доклад, я думал про деда больше времени, чем за предыдущие двадцать лет вместе взятые. И у меня возник такой вопрос: как мой интеллигентный дедушка мог идти в атаку? Я за 16 лет знакомства ни разу не услышал от него матерного слова. А он был так-то командир своего расчёта и сержант. Как они его слушались? Наверное, он со своими сослуживцами был не такой ласковый, как со своими внуками.
Самое грубое, что однажды он при мне произнёс (и, разумеется, это врезалось в память навсегда в качестве исключения) — это было “Клоун сраный” (да, я это слово сказал в святая святых, Институте Прикладной Физики Российской Академии Наук) в адрес дедушки моего одноклассника, который приходил к нам в класс на 9 мая рассказывать о войне. Потому что были такие ветераны, которые очень любили рассказывать про войну. И не всегда это были самые главные воины. Но они всегда носили очень много медалей. А дедушка медали не носил никогда и про войну много не рассказывал.
Он вообще считал, что наград у него ровно две. Вот эти. Орден Отечественной войны I степени и Орден Славы III степени.
Я, к сожалению, не знаю, за что его наградили. То есть за какие именно его подвиги. Но я тут почитал, и знаю, что это важные боевые награды. Значит, наверное, за подвиги действительно. И до недавних пор я ещё не мог понять, почему на сайте “Подвиг народа” именно эти даты награждения указаны, если это военные ордена. Но мне повезло, что такой вопрос мой двоюродный брат успел дедушке задать. И ответ примерно такой: у дедушки не сложились отношения с каким-то комиссаром в полку. Условно назовём его комиссаром. И поэтому представление к награде было как-то или потеряно, или задвинуто как-то во время войны, хотя обстоятельства были зафиксированы. А спустя более тридцати лет представления были обнаружены и награды нашли героя.
А на 9 мая дедушка всегда надевал орденские планки. Там их в наборе было 10 штук. У моей мамы хранится шкатулка с дедушкиными медалями. Там их чуть больше двадцати. Большинство — юбилейные.
И ещё про 9 мая. Сам дедушка мне этого не говорил, но мама однажды сказала лет двадцать назад, наверное, что люди в мире делятся на тех, кто больше любит свой день рождения, чем Новый год, и наоборот. А мой дедушка главным праздником в году считал 9 мая. Такие дела.
Война закончилась 9 мая (в Берлине 8-го, в Праге — 11-го, не суть) и продолжалась 4 года. Дедушкина война была короче. В мае 44-го он получил своё второе ранение и был эвакуирован в госпиталь №2800. Я не знаю, сколько времени он добирался из-под Орла до Горького (а 2800-й госпиталь — это в Горьком), не знаю подробностей этого ранения даже.
Но я вот думаю, насколько же тяжелым было это осколочное ранение в живот, если его первое ранение, в результате которого он потерял плечевой сустав, было лёгким?
Вот эту планку он носил на пиджаке почти всегда. Для него это было почему-то важнее, чем ордена. Не спрашивайте меня, почему. Ну чисто в бытовом плане, возможно, наверное, это было знаком для окружающих, что он не только воевал, но дважды ранен.
Но почему ранение в плечо, вследствие которого у Владимира Николаевича не стало плечевого сустава, и он не мог руку поднимать — это “лёгкое”, я не знаю. И как он воевал с таким ранением — мне тоже не вполне понятно. Но я точно знаю, что тяжёлым у него было второе, и что тяжёлым было в живот.
Рука была левая. Представьте себе, что вам 19 лет и впереди ещё 55 лет с отсутствующим плечом. Довольно сложно представить на самом деле. А ещё Мама мне рассказала, когда я готовил этот доклад (я не знал этого), что его плечо ещё очень сильно беспокоило в течение всей жизни, потому что периодически из-за остеомиелита, который случился вследствие ранения, от кости отрывались иногда обломки, и их нужно было оперативно удалять, и он время от времени ложился в больницу для этого.
Но мой дедушка не был инвалидом. И очень обижался, если где-то слышал это слово в свой адрес. Более того, я вообще не помню на своей памяти ни одной ситуации, где он попросил бы меня (а когда его не стало, мне было уже почти 16 лет) или кого-то из окружающих о помощи.
Он был максимально рукастый, по сравнению с ним это про меня можно было бы предположить, что у меня не хватает каких-то частей в руках. На секундочку он не только водил машину или строил дачу. Он косил траву, например. Это вообще такой процесс, где одной рукой никак не справишься.
В моей презентации нет слайда про то, как дедушка учился, как принял решение после войны заняться именно физикой, почему он стал инженером. Если честно, я об этом и не знаю. Знаю только, что закончил сперва Горьковский радиотехникум, а затем — Политех.
Но вообще, насколько я могу судить по книгам дедушкиной библиотеки (а с ней я как раз хорошо знаком, потому что я долго жил в дедушкиной квартире после того, как его не стало), у него был очень широкий круг интересов.
И вот на слайд я вынес те книги, которые дедушка читал при мне. И почему-то Бердяев и Карамзин — вообще были настольными книгами.
А ещё дедушка Тюкин любил стихи и писал свои. Он их самоуничижительно называл виршами, но мне сложно сейчас дать какую-либо оценку, поскольку мы с мамой недавно попытались их найти, и не нашли. Но это в любом случае была такая классика, знаете, про осень и погоду в основном. И про войну.
Пришло время вставной новеллы. О том, что это именно вставная новелла, говорит изменившийся стиль изображений на экране.
Я довольно рано научился читать, но, наверное, это нормально для пяти-шестилетнего ребёнка любить не только буквы в книжках, но ещё и картинки. Если честно, я и сейчас большой любитель хорошей книжной иллюстрации. Так вот в тот момент, когда мне уже стали разрешать брать взрослые книги, но ещё в то время, когда читать ни по-французски, ни по-немецки я не мог, я обнаружил у своего деда Тюкина книгу карикатур Жана Эффеля, а у деда Гогина — книгу Херлуфа Бидструпа. И в те времена я, разумеется, никаких выводов третьего уровня из этого сделать не мог, даже не пытался.
Но у меня во многом поездка к одному дедушке была связана с изучением доброго, мягкого, временами даже религиозного Эффеля, а поездки к другому — с уморительными, едкими, сатирическими комиксами Бидструпа. И когда году в 2005 примерно обе эти книги попали уже теперь в объединённую мою библиотеку, я сначала поставил их на разные полки, а потом понял, что для меня это какая-то амбивалентность моих предков. И они правда по стилю похожи на моих дедов. И я их поставил рядом.
Дедушка был заядлый охотник и рыболов.
До 1975 года, то есть до приобретения дачи, все отпуска проводились всегда на берегу Волги в палатках. Сам я такого не застал, но мама рассказывала, что это были большие палаточные лагеря, больше 100 палаток. Взрослые ловили на спиннинг, дети на донки. Почти всегда в таких выездах участвовал младший брат Владимира Николаевича, Борис Тюкин. Может быть, кто-то в аудитории помнит его, потому что он тоже работал в ИПФАНе когда-то.
А зимой и осенью — это всегда охота, и всегда один из его компаньонов — Валерий Александрович Флягин. Кабаны, лоси, зайцы, утки, в общем, всякая дичь.
И вот если про войну дед никогда не рассказывал, то про охоту и про рыбалку мог рассказывать часами.
Дома у деда на стенах висели два чучела — глухарь и белка. Они меня в детстве, конечно, завораживали очень.
Я ведь не из лени этот слайд не заполнил уже после доклада. Я вам клянусь, то ли у этих людей профдеформация, связанная с секретностью разработок, то ли там гриф о неразглашении на пятьдесят лет. Несколько человек выступали, но рассказать мне по-прежнему нечего. Скопирую только официальную информацию, чтобы хоть как-то стало понятно:
С 1948 по 2000 гг. работал в ГГУ, ГИФТИ, НИРФИ, ИПФ АН СССР
Лаборант, техник, инженер, нач.сектора и лаборатории, зав.отделом.
С основания ИПФ работал зав. отделом 540 (ныне — 180), с 1986 г. — СНС.
Разработал: вакуумные и твердотельные МШУ СВЧ и КВЧ, ИК диапазонов, аппаратура для
радиоастрономии, атмосферных и космических исследований, радиолокации. Медали ВДНХ.
Был организатором Профсоюза в ИПФ АН СССР и первым председателем профкома.
Когда-то довольно давно я понял, что большинству людей нравится та еда, которую им в детстве готовила мама. Тут в целом всё логично, наверное. В общем, вкусы формируются, привычки закладываются, в том числе пищевые вот в этом возрасте.
И поэтому для меня казалось также саморазумеющимся, что по мнению человека его мама готовит лучше всех. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что всё-таки есть люди, которые так не считают. Видимо, это совсем уж выдающиеся женщины должны быть в плане кулинарных навыков, что даже для их собственных детей их еда не самая вкусная.
Так вот, мне почему-то кажется, что выслушивать от внука комментарии по поводу того, что его дедушка был очень справедливым, и очень добрым, хотя изредка и строгим… Ну это какое-то общее место. Это банально, и по пальцам можно было бы пересчитать людей в мире, которые бы так про своего дедушку не сказали. Но у меня есть пруф. Вот он, перед вами. Мой дедушка был народный заседатель. А это значит, что кто-то кроме меня, кто-то более объективный счёл, что мой дедушка лучше других разбирается в том, что такое хорошо, а что такое плохо. И кто какого наказания за свои проступки заслуживает.
Возможно, когда-нибудь я раскрою этот слайд в виде текста-комментариев, но не исключено, что он потянет ещё на один такой же по объёму текст. Для выступления я его не стал записывать письменно, потому что понимал, что это уже по времени будет перебор. Но для меня это действительно важные истории. Собственно, это уже не столько про дедушку, сколько про нас с дедушкой. Или про следы, которые дедушка оставил на мне. Когда-нибудь расскажу.